Алексей был сиротой, и с трёх лет его воспитывала тётка. Вообще-то, он всю свою жизнь считал её своей матерью, поскольку умерших родителей своих совсем не помнил, а тётка, Ирина Григорьевна, до поры до времени старательно скрывала от него этот факт. Алёша хорошо учился в школе, а затем, без проблем, поступил в медицинский институт.
Много раз, Алёша пытался выяснить у «мамы», кто был его отцом, но тётка всё время лишь отшучивалась, что им и вдвоём хорошо, а если «кто и был, так теперь давно сплыл»… Из этой шутки Алёша сделал вывод, что его отец бросил их с матерью, и никогда ими не интересовался, а это означает, что его никогда и не было. А со временем, и думать про отца забыл.
Ирина Григорьевна всю жизнь проработала в районной поликлинике офтальмологом, Алексей получал стипендию в институте, и, иногда подрабатывал в больнице на дежурстве. В общем, жили они не богато, но и не бедствовали. И было у них тихое счастье, а в мечтах, тётка «видела» их симпатичную соседку Маринку Алёшиной женой, и жаждала понянчить внуков.
Но тут произошло то, чего ни она, ни Алёша никак не ожидали…Однажды, возвращаясь домой с института раньше обычного, Алёша обнаружил в их почтовом ящике письмо с далёкого Красноярского края. На конверте было написано его имя, но фамилия значилась Яковлев. Но ведь его фамилия была Михайлов! Сначала он подумал, что это какая-то ошибка, и письмо вовсе не для него, хотя адрес был именно их.
Покрутив конверт в руках, на всякий случай он не стал его вскрывать, а решил дождаться матери и спросить, нет ли у неё знакомых в Красноярском крае. Но, оказавшись в квартире, руки как-то сами потянулись к конверту.
Любопытство пересилило, ведь письмо было адресовано ему! В письме какая-то бабушка Фиса называла Алёшу своим дорогим единственным внучком, и писала, что перед смертью хотела бы его увидеть, а также оформить наследство.
Вечером состоялся неприятный разговор с Ириной Григорьевной, которая, расплакалась, и была вынуждена сознаться, что Алёша, на самом деле, сын её родной сестры Маши, и что ей не хотелось травмировать мальчика, рассказывая трагическую историю его семьи.
В итоге, Алексей узнал, что его отец Павел Яковлев был военным прапорщиком, и погиб на учениях, когда ему было всего двадцать восемь лет. Жена Маша была на два года моложе. А через год и её не стало. Онкология, сгорела за несколько месяцев. Вот его и забрала тётка, старшая сестра матери. А куда было девать мальчонку, в детдом, что ли?
Была у него бабка, мать Павла, в Сибири жила, но она не проявляла никакого интереса к внуку, даже письмо о смерти Маши проигнорировала. А вот сейчас, уж двадцать лет прошло, и вдруг вспомнила, что у неё внук есть…
Тётка рассказывала быстро, пытаясь оправдаться. О том, что она была не сильно хороша собой, и не получалось у неё семью создать, а, после усыновления Алёши, и последние женихи сбежали, не хотели брать её с ребёнком. И о том, как хорошо им было вдвоём, и не хотела она, чтобы Алёша звал её тётей…
Но у Алексея всё клокотало внутри от ярости. Оказывается, у него был отец, настоящий, который его, скорее всего любил, была мама, и они были семьёй. Ему даже иногда, в раннем детстве казалось, что он слышал её нежный голос, видел её стройную фигуру, и помнил запах одеколона отца. А его тётка всегда была толстой, не мать она ему!
Он то всю жизнь считал себя брошенным, был уверен, что отцу до него дела нет, и всегда стеснялся говорить об этом в школе, где у всех мальчиков были отцы. И, оказалось, что живёт он даже не с мамой, а тёткой! И зачем тётка так с ним поступила?
Алексею теперь незачем называть её матерью, пусть не надеется. Она ему не мать, всю жизнь нагло его обманывала, лишь бы ей было хорошо, а о нём и не подумала! Как она могла скрывать такое! Но теперь всё кончено, он уйдёт из дома, сегодня же, ни минуты здесь не останется. И пусть не плачет, и руки не заламывает, это же театр!
Так думал Алексей, собирая чемодан. В тот же вечер он переехал к своему другу, а через неделю, когда начались зимние каникулы, отправился в Красноярск…
Баба Фиса, в свои семьдесят с хвостиком, довольно хорошо сохранилась. После смерти мужа, почти десять лет жила одна, ловко управляясь с хозяйством. И дом свой, и банька, и до города рукой подать, всего чуть больше часа на электричке. Конечно же, годы берут своё, но выпить она была мастерица. Целую неделю праздновали встречу. И ещё с ними одна женщина была за столом – Люба, почти как родная для Фисы, так что Алексей сначала даже подумал, может, тоже родственница, сестра его отца? Однако, Люба оказалась соседкой, живущей через дорогу, всю жизнь рядом с бабушкой Фисой прожили в деревне.
Алексей был бы счастлив найти родных людей: хорошо здесь, рядом с бабушкой, и домой бы не возвращался. А что, может и переехать сюда, после окончания института, к бабуле поближе? Всего-то неделя прошла, а кажется ему, словно всю жизнь здесь жил. Вот и баба Фиса с Любой поджуживают, мол, оставайся здесь, женим тебя, девушку хорошую найдём, заживёте.
Наконец, сморился Алексей, прикорнул на диванчике, и сквозь сон чувствует, как над ним два лица склонились, и трогают его холодными руками: одно бабы Фисы, а второе – Любы. Смотрит Люба на него, плачет и причитает: «Это же вылитый Павлуша! Тётя Фиса, одно лицо!»
На что бабушка ей отвечает: «Да, Любаша, а что я тебе говорила? Похожи с Павликом, как две капли воды! Я ему завтра ещё зелья подолью, травок туда приворотных добавлю, пусть здесь остаётся, и на Лизке женим. Дом я им этот оставлю, что ещё надо? И мне спокойнее…»
Разговор Алёша слышит, а глаза открыть, или сказать им, чтобы не трогали его – сил нет. А дальше- провалился в сон. С утра проснулся, страх какой-то появился, и говорит: «Бабушка Фиса, домой ехать надо!» А бабка даже и слушать не хочет: «Куда это ты, внучек, собрался? Никуда ты не поедешь, вот, выпей лучше чаёк ароматный из трав, только заварила специально для тебя!»
Алексей вчерашний разговор вспомнил, и боится пить, вдруг, отрава какая, но вида не показывает, хитрит. «Хорошо тут у вас, – говорит, – и Люба такая добрая ко мне. Вы давно с ней знакомы?»
И вдруг бабку Фису словно прорвало: «А ты знаешь, кто эта Любаша? Я ж ей свекровью должна была быть! Люба была невестой Павлуши, отца твоего. Ты не смотри, что она уже вся седая, и выпивает, а ведь была первой красавицей, а пела как! Точно соловей. С детства они вместе были, неразлучны, все в деревне знали, что поженятся. Ходили, как два голубка, всех женихов её разогнал! И в армию Любаша его провожала, и из армии ждала. Мать её приданое уже шила, платье свадебное, а мы с мужем деньги на свадьбу откладывали, дом молодым всем колхозом строить начали.
А из армии твой отец с женой припёрся – мамашей твоей, ни кожи ни рожи, чтоб ей на том свете пусто было!
Женился, паршивец! Чем она его только взяла-то, стерлядка городская? Забыл, что у него тут невеста, и свадьба скоро, вся деревня приглашена, а он с женой явился! Меня с мужем ославил на всю деревню, и не постеснялся! Так я ей и высказала всё, что о ней думаю, и даже больше! Говорю им: «Уезжайте отсюда, от греха подальше, пока я что-то не сотворила! Ну не хочу из-за вас грех на душу брать!» Ну они и уехали.
Потом он в армии остался служить, прапорщиком, а я следила за ними, мир не без добрых людей. Знаю, что несколько лет Машка родить не могла, гадина пустобрюхая! Я уж было начала писать Павлушке: «Бросай ты её, а Любаша уж тебе нарожает!» Но потом родила тебя всё же.
Бедная Любаша, её как испортили, совсем девка сникла, поседела рано, глаза ввалились, родители её со мной разговаривать перестали. А тут, однажды, заснуть не могла, слышу, в полночь, стучится кто-то. Открываю – Любаша. Вся в грязи, на колени бухнулась. «Прости, – говорит, – тётя Фиса, но я порчу на Павлушу навела на погосте. Умрёт он скоро!»
А я её по мордасам! «Что ты задумала, – кричу, – зачем?» А она говорит: «Жить к тебе перееду, не могу в доме, все на меня пальцем тычут. Буду тебе заместо дочки. Но Павлуша должен умереть».
И вскоре Павлуша умер. Звонит мне Машка: «Мама, Павел погиб!»
А я как заору: «Какая я тебе мама? Это ты, гадина, Павлушу на тот свет отправила! Клянусь богом, ты тоже вскоре за ним отправишься, так что готовь тапочки!»
Алёша смотрел на бабку, открыв рот, а она распалилась пуще прежнего, глаза сверкали, кулаки сжимались:
«А я тогда поклялась, что найду человека, который эту тварь в гроб загонит. Хоть я и сама колдовать умею, и мать моя силу имела, но я нашла бабку-шаманку, с Духами она работала с какими-то – я в них не разбираюсь. Денег той шаманке отвалила. Но результат того стоил. Через год померла Машка, хвала Силам!
Постой, а куда это ты собрался?»
Алексей судорожно запихнул вещи в свою дорожную сумку, и выскочил из дома, побежал на станцию, на электричку… Всю дорогу его колотило. Очнулся на вокзале, позвонил тётке, Ирине Григорьевне.
«Мама, это ты? Я в Красноярске, еду в аэропорт, постараюсь вернуться домой, как можно быстрее! Прости меня, мама!»
