Эту историю рассказала мне соседка, Ольга Васильевна, милая пожилая женщина. «Михаил, ты публикуешь на своём канале интересные истории, почему бы и мне не рассказать тебе о том, что случилось с моими родителями за год до моего рождения. А ты постарайся придать ей достойный вид»…
Вот история Ольги Васильевны, она реальная. Дело было в начале 60-х годов, когда молодёжь, по велению комсомола и своего сердца, ехала в Казахстан на освоение новых нераспаханных целинных земель.
Поехала туда и Эля с подругами. Девчонки были молодыми и сильными. Трудностей они не боялись, их манила романтика, песни под гитару. Ну, и возможность, уехать подальше от дома, вырвавшись от опеки мам и бабушек.
На стройке 20-летняя Эля познакомилась с молодым инженером Максимом, который, также, отправился в Казахстан добровольцем. Через год они поженились и справили весёлую комсомольскую свадьбу. А в отпуск решили поехать к родственникам Максима, в небольшой посёлок Винницкой области.
Не успели молодые приехать, как мать и бабушка молодого мужа решили устроить им настоящую деревенскую свадьбу. На все отговорки Эли, что они женаты уже больше двух месяцев, никто не обращал внимания.
– Не позорьте нас перед людьми – сказала бабушка Катя, – будет у вас настоящая деревенская свадьба!
И в итоге, всё закончилось тем, что свадьба «пела и плясала» целых три дня. Перед этим событием бабушка и мама Максима, и ещё пара местных женщин, не разгибая спины, готовили столы, которые ломились от всевозможных деревенских деликатесов. Мясные, сырные, овощные нарезки красовались на столе, всё было аппетитным и красивым.
Столов набрали у соседей, кто-то приносил с собой стулья и лавочки, так как на всех не хватало. Народ в посёлке добрый, и, в подобных случаях все вместе дружно помогают друг другу. В общем, подготовились, как полагается. Были танцы до утра, и живая музыка баяниста – старого деда, который свой баян «притаранил» после взятия Берлина.
В самый разгар веселья, увидела Эля какую-то старуху в чёрном, стоящую поодаль, опираясь на клюку, и пристально смотревшую на невесту. А через мгновение, старуха, словно испарилась.
После окончания торжества, Эля решила спросить свекровь, что за женщину в чёрном она видела. Мать Максима сразу же догадалась, о ком она спрашивает, и поведала Эле страшную историю про их соседку Степаниду, которая жила недалеко, всего лишь через один дом, в сторону леса. Все жители посёлка её боялись, считая, что она вредит и людям, и домашним животным, наводя порчу даже на коров и кур. Вон, недавно, невзлюбила Груньку, так у той, в течении недели, все куры и индюки передохли.
Никто в посёлке не знал, сколько на самом деле лет Степаниде. Даже самые старожилы, старики и старухи под восемьдесят, клялись и божились, что облик Степаниды не менялся с тех пор, как они сами были детьми. И что она словно «заморожена временем».
Степанида была худая, как скелет и вся сморщенная, но передвигалась, опираясь на клюку, еще довольно бодро. Естественно, никто не знал, откуда она появилась в деревне, ведь она была старше всех, ныне живущих в посёлке.
Жила старуха тем, что наводила порчи по заказу, делала привороты для молодёжи, и настолько удачно, что даже с других деревень к ней приезжали за колдовской помощью.
В те дни, когда Эля с Максимом появились в посёлке, Степанида уже редко выходила на улицу. Обычно, старуха стояла в своём дворике, у калитки, и пристально, со злобой, наблюдала за теми немногими, кто отваживался проходить мимо её дома. Если кто-то из проходящих ей не нравился, она пыталась чем-нибудь в него кинуть. Чаще всего, это были камешки или земля.
Поэтому, односельчане, завидя старуху, стоящую у калитки, быстро переходили на другую сторону улицы. Был ещё один интересный момент. Все, кому удалось увидеть Степаниду вблизи, в один голос утверждали, что, несмотря на её возраст, у старухи удивительно молодые глаза. А также её зубы отлично сохранились, и были, словно у молодой.
Однажды, вскоре после свадьбы, Эля собирала в саду чёрную смородину. И вдруг почувствовала на себе чей-то взгляд. Подняла глаза, и похолодела от страха – прямо перед ней, за их забором, стояла Степанида, и что-то быстро шептала. А когда увидела, что Эля её заметила, быстро сунула руку в карман, и швырнула в Элю пригоршней земли. А затем, опять что-то пробормотала себе под нос. Эле удалось только расслышать: «И ты вслед за этой землёй»… И, после этого, старуха заковыляла прочь.
Эля, в ужасе, прибежала в дом, а у самой все волосы в земле. Рассказала бабушке Максима, которая в это время у печи хлопотала, что с ней только что произошло. Бабушка Катя побледнела, всполошилась, и велела Максиму срочно затопить баню, а Эле раздеться, сложить всю одежду в мешок, и распустить волосы. А сама схватила три церковные свечи, икону старинную, и в баню побежала.
Там она читала молитвы, и отмывала травами Элю, пока три свечи не сгорели. А мешок с одеждой в печи сожгла. Но не помогла ни отчитка, и баня. Сильна была магия Степаниды. Ночью у Эли температура подскочила, пятна странные по телу пошли, озноб сильный. Бабушка Катя поставила под кровать Эли тазик с солью четверговой, травы какие-то подожгла, окутав комнату дымом, и молитвы всю ночь над Элей читала.
Утром Эле стало намного легче, она ничего не помнила, что с ней ночью произошло. А вскоре после этого, она с Максимом сильно разругалась. Странно было видеть, как молодые чуть не бросались друг на друга с оскорблениями. Дошло до того, что Эля закричала, что ни дня больше здесь не останется, собрала сумку и побежала на станцию.
Бабушка Катя догнала Элю на телеге, и уговорила вернуться, сказала, что на ней порча, и нужно продолжать чиститься. А Максим её не побеспокоит, он отправился на несколько дней в соседнюю деревню, навестить родственников.
Четыре дня старушка отливала Элю воском, и непрерывно читала молитвы. И после каждой чистки проводила интересную диагностику, чтобы проверить, снялась ли порча.
Как это происходило: бабушка Катя брала муку, что-то нашёптывала на неё, а затем, просеивала заговоренную муку у Эли над головой. Потом из этой муки замешивала тесто, и выпекала хлеб.
После первого дня чистки, тесто не поднялось совсем, и вместо буханки получилась какая-то плоская лепёшка, к которой бабуля голыми руками не прикасалась. Лепёшку она проткнула большой вилкой, и закопала ночью у ограды Степаниды, со словами: «Забирай своё…»
После второго и третьего дня отливок воском и молитв, хлеб получился чуть лучше, но всё равно, он был «полусдутым». И его бабуля также «отнесла» Степаниде.
После четвёртого дня отливок, тесто поднялось, и хлеб получился воздушным и румяным. Его бабушка скормила курам. И сказала, что порча ушла насовсем, а также, и рассорка, которую, Степанида навесила на молодых «до кучи». У Эли, словно пелена с глаз упала. Узнав, что Максим должен вернуться от родственников, Эля побежала его встречать на станцию.
Через несколько дней, бабушка Катя почувствовала себя плохо. С каждым днём ей становилось всё хуже, и через неделю она умерла. Врач из районной больницы так и не смог поставить диагноз, и сказал просто: «Умерла от старости». Но знающие люди говорили, что не выдержала Катерина в борьбе с ведьмой, и перехватила порчу с Эли на себя…
После похорон бабушки Кати, в посёлке стало известно, что бабка Степанида тоже при смерти лежит. Народ узнал об этом совершенно случайно: проходя мимо её дома, местный житель услыхал громкие стоны и нечеловеческие завывания. Видать, не зря бабушка Катя под ведьминой оградкой хлеб со снятой порчей закапывала. Сама померла, но и Степаниду за собой потянула.
К вечеру, возле дома Степаниды собралась толпа любопытных односельчан. Поселковый фельдшер долго стучал в дверь, но старуха не открывала. В доме слышался какой-то шум, беготня, визг и хохот. Народ волновался: «Может, старуха в доме не одна, а в компании нечисти?!»
По этой причине, когда дверь, наконец, взломали, никто не хотел заходить внутрь, кроме фельдшера. Минут через десять, он вышел, и сказал, что в доме нет никого, кроме самой старухи. И что она находится в очень плохом состоянии. Надо бы её в больницу отправить, да дорогу больная может не пережить. Пусть уж лучше дома помирает, в тишине да спокойствии. Кто-то из односельчан сделал предположение, что ведьма не может умереть, пока свой Дар колдовской кому-нибудь не передаст.
Решили, что с утра позовут священника, чтоб отмаливал Степаниду. Председатель и завхоз стали возмущаться, но народ предложил им самим войти в дом старухи и осмотреть её. Так они оба сразу притихли.
На другой день пришёл священник, отец Пётр, а с ним ещё четыре церковных старушки, которые должны были ему подпевать. Народ, немного осмелев, потянулся в дом вслед за священником, но остановился на пороге комнаты.
Зрелище было не для слабонервных: на простой деревенской лавке лежала истощенная старуха с растрёпанными седыми патлами, и удивительно молодыми глазами, но такими злыми и зыркающими, что односельчане боялись встречаться с ней взглядом.
Степанида лежала на своём смертном одре неспокойно, она постоянно шевелила губами, извергала из себя какие-то вздохи, вперемешку с проклятиями, очевидно, относившиеся к присутствующим в её доме. Иногда, бессилие сменялось у старухи громким хохотом, она пыталась, с диким воем вскочить с лавки, но потом, снова, в бессилии валилась обратно.
Через неделю отец Павел привёл «знающую женщину». Она осмотрела Степаниду, и сказала, что нужно разобрать крышу над кроватью старухи, чтобы душа ее могла, наконец-то, отойти, а то бесы не отпускают. Ведьмы тяжело умирают, бесы их дерут и требуют, чтобы свой Дар передали кому-нибудь. Также, женщина посоветовала после смерти Степаниды сжечь её дом.
Председатель и зоотехник опять начали возмущаться, руками размахивать, и кричать, что они запрещают насаждать разные суеверия и палить имущество в посёлке! И вообще, какие ведьмы могут быть в ХХ-м веке! Угрожали даже в райком написать, но мужики быстро заперли их в коровнике, а затем приступили к разбору крыши и потолка над кроватью.
Впоследствии, народ, наблюдавший за старухой, рассказывал, что, когда началась работа на крыше, Степанида притихла, не отрывала взгляд от потолка, а потом и от дыры. После того, как крышу разобрали, старуха с длинным вздохом умерла.
А дальше уже началась мистика. Когда старуху обмывали, одна из женщин наклонилась над ней, и увидела, что все зубы у покойницы были обломаны и сточены больше, чем наполовину, остались чёрно-жёлтые пеньки. Но ведь у неё до этого были отличные зубы! Как же они могли за несколько дней прийти в такое состояние?
Как только вынесли тело, дом старухи сразу же подожгли, чтобы покойница не возвращалась. Могилу вырыли за кладбищенской оградой, в отдалённой части. Ведьму зарыли, рядом поставили деревянный крест для упокоения.
Через какое-то время, кладбищенский сторож обходя территорию, глянул и на ведьмину могилу: а крест кто-то выдрал, и рядом валяется. Конечно же, крест поставили на место, но, вскоре, ситуация с крестом повторилась. А потом он, вообще, начал гнить и развалился. Знающие люди, увидев такое, говорили, что ведьма никак успокоится не может. И будто бы видели ведьму в посёлке: к одному она ночью в дом стучалась, а к другому в окно заглядывала…
Тогда, мужики сделали крест из осины с очень длинным заострённым концом. Освятили его в церкви и вогнали в могилу до упора, а сверху залили бетоном. С тех пор, в посёлке больше ничего особенного не происходит, а крест Степаниды и сейчас торчит из-за разросшихся кустов.
